Апокалиптические пейзажи Абхазии: кому это надо?

Два десятилетия назад закончилась война в Абхазии, но разруха такая, словно это было вчера. Почему руководство республики не сделало восстановление разрушенной инфраструктуры приоритетной задачей. Выгодно ли сохранять облик, который напоминает о военном прошлом?

Вся в руинах

Гора, которая зимой и летом одним — зеленым — цветом, возвышается над дорогой. Гора живописна и величественна – гордые эвкалипты всегда хорошо сочетаются с вытянутыми как ракета кипарисами и «подлеском» из мешанины одичавших фруктовых деревьев.

С дороги все выглядит как пример удачной природной симметрии, на самом деле, двадцать лет назад тут был обычный городской квартал, состоящий из стандартных для этой местности двухэтажных домов.

Десять лет назад, это был хоть и разрушенный войной, но все еще квартал – руины высились над прораставшим сквозь них инжиром. Теперь инжир вырос, а остатки домов рухнули.

Кто не знает этих мест, никогда не догадается, что когда-то тут жили люди. К заросшим дворам ведет дорога, едва заметная, давно разбитая стекающими с горы ручьями.

Но людей здесь встретить можно. Рамаз Гвазава с трудом открывает давно проржавевшую калитку для того, чтобы выкатить со двора тачку, в которой семь строительных блоков. Это все, что осталось от некогда богатого дома, хозяева которого так и не успели в нем пожить – началась война.

Не все дома рассыпались от времени, часть пригодилась местным жителям, экономившим за счет дармовых материалов на строительстве. Но сейчас Рамаз собирает жалкие остатки, за двадцать лет собрали все, что было пригодно в хозяйстве.

Послевоенная разруха в Абхазии так и не закончилась. Она местами заросла лесом, садами, местами старые дома разрушили, местами восстановили. Вдоль главных дорог все уже новое и иногда красивое. Но чуть в сторону, и, кажется, остовы зданий тут специально оберегают на память, для будущих поколений.

Чтобы не было стыдно перед туристами

В Абхазии, абсолютно разрушенной после войны 1992-1993 годов, за прошедшие с тех пор два десятилетия не было принято и тем более реализовано ни одной специальной программы по восстановлению или окончательному уничтожению руин военного времени.

Лишь однажды, на заре нового тысячелетия, тогдашний глава правительства пытался осуществить идею о сносе разрушенных домов вдоль центральной трассы, чтобы не было стыдно перед туристами.

Идея тогда не была реализована, а в целом, восстановление Абхазии шло эволюционным путем – еще лет семь-восемь назад в прессе задавали вопрос, когда же начнут отстраивать центр Сухума. Но прошли годы, и этот вопрос снят сам собой: разрушенных зданий, по крайней мере, в центре туристических городов почти не осталось.

Одним словом, в новейшей абхазской истории не было периода, подобному тому, который был в Советском Союзе после победы над Германией, когда одухотворенные идеями возрождения лица трудящихся становились предметом творческого вдохновения художников. И все-таки Абхазия образца 2013 года и Абхазия 10-летней давности — это две разные страны.

Политолог Владимир Новиков ездит в Абхазию не реже двух раз в год в течение многих уже лет. Он считает, что удивиться разрушенным зданиям может только тот, кто впервые попал в страну.

Не революционно, но эволюционно

Для тех, кто ездит сюда более-менее регулярно, происходящие от года к году позитивные изменения очень заметны. «Понимаешь, вот ты едешь по главной дороге и помнишь, что в прошлом году тут яма была жуткая. А теперь вот вся дорога освещена и никаких колдобин.

Ты помнишь, что вот на месте этого детского сада был сарай, а сейчас тут детский сад. Эти изменения не революционны, но они есть и бросаются в глаза», — говорит Владимир Новиков.

На моей улице, на окраине Сухума, как раз рядом с тем местом, где жилой квартал превратился в джунгли, соседи живут снизу от меня, пара домов выше, и еще несколько на соседней улице примыкают к моему двору заборами. И еще дворов пятнадцать с домами разной степени упадка, кое-где лишь этажные перекрытия рухнули, а где-то руины уже давно заросли колючей ежевикой.

На нашей улице две трети домов пустуют и непригодны для жизни людей. В Абхазии до войны жило свыше полумиллиона человек. Теперь едва наберется триста тысяч. Соответственно, отпала надобность в избыточной теперь инфраструктуре, в первую очередь, жилье.

Где-то, как в Гагре или центре Сухума, такое радикальное сокращение численности населения не очень заметно, но на окраинах столицы или в восточных районах республики, людей живет на две трети меньше, чем жило раньше. Остатки зданий, которые теперь никому не нужны, будут еще долго, пока не рухнут или не зарастут, создавать апокалиптические пейзажи.

«Адлеровщина» — альтернатива историческому облику?

Улица Лакоба, одна из центральных в Сухуме. Еще лет десять назад, проезжая по ней, за окнами можно было видеть чередование остовов памятников местной истории и архитектуры. Впечатляющая, но удручающая картина. Теперь на их месте все, как везде – пластик, балясины, вычурные балконы. Прежний облик угадывается не сразу.

Сухумская разруха трансформировалась в нечто иное, то, что здесь принято называть «адлерским стилем», по примеру ближайшего к Абхазии российского курорта с конусообразными крышами доходных домов, мешаниной стилей и псевдоклассицизмом.

Известный сухумский художник Адгур Дзидзария уже не первый год фотографирует и здания, и ценные фрагменты фасадов старого Сухума, опасаясь, что они могут быть утеряны.

Он считает, что если бы в городе был реализован генеральный план развития, а те, кто строят, добавили бы в свои проекты немного креатива, то вчерашнюю разруху можно было бы превратить во что-то, что создает своеобразие городского ландшафта.

«При желании, даже руины старых зданий можно обыгрывать. В архитектуре есть целое направление, когда синтезируют старое и новое, и это бывает очень красиво и порой совершенно неожиданно. Но это иные финансы, иная культура, поэтому гораздо проще снести старичка и на пустыре воздвигнуть очередную неоклассическую пошлость», — говорит Адгур Дзидзария.

В абхазской столице активное гражданство общество, но ему пока не удалось добиться того, чтобы строительство в городе не меняло сложившегося исторического облика.

Поэтому, сегодняшний Сухум выглядит странно. Это уже не разрушенный город, но он чем-то похож на небогатые провинциальные турецкие города. В нем чередуются уродцы, построенные без всякой связи со средой, с одной лишь целью зарабатывать деньги, видоизмененные с балясиной и пластиком исторические особнячки, и руины, которые еще не успели освоить, впрочем, подготовленные к строительству, – буйная растительность внутри стен уже ликвидирована.

За внешний вид моей страны мне уже не так стыдно, как десять лет назад. Но, впрочем, видно, что строительство и благоустройство происходят безо всякого плана и как получится.

Глазницы пустых окон разрушенных домов никого не смущают, они будут снесены не раньше, чем на этом месте кто-нибудь захочет строиться.

В социальных сетях говорят о том, что абхазы не хотят восстанавливать эти дома, дабы не потерять российское финансирование. Но на самом деле абхазов просто не смущают островки разрухи, все равно раньше все было намного хуже.

Поэтому, раз разруха неискоренима, лучше сделать ее туристической фишкой. Ведь где еще вы у морских пляжей увидите корпус здания бывшего пансионата, на первом этаже которого тусуются коровы?