Переяславская Рада: как это было

В этом году исполнилось ровно 360 лет с приснопамятного события — «Переяславкой рады». Историки до сих пор спорят, что же это было: «воссоединение» или «присоединение»? Была ли это персональная уния двух держав с единим монархом, или начало поглощения меньшего народа большим народом? И что конкретно дала Переяславская рада россиянам и украинцам?

***

…После неудачной Ливонской войны Московское государство было отброшено от своих западных границ на 100-150, а местами и на все 200 километров. А со времен Смутного времени Россия лишилась выхода к Балтийскому морю, и у нее остался только один морской порт международного значения — Архангельск. И хотя русские землепроходцы штурмовали Сибирь и Дальний Восток, до освоения этих земель оставалось так же, как и до Пекина в известном положении.

Все было настолько беспросветно плохо, что когда в Речи Посполитой возникла очередная казацкая замятня, возглавляемая бывшим чигиринским сотником, неким Богданом-Зиновием Хмельницким, в Москве к этому отнеслись довольно осторожно. И до этого казаки не раз бунтовали; но и Наливайко, и Павлюк, и другие казацкие вожди заканчивали одинаково — на плахе.

Но казацкий гетман учел ошибки предшественников, и, разуверившись в мирном разрешения спора, начал искать себе могущественного иноземного союзника в борьбе с польскими панами. И не просто союзника — сюзерена.

Он последовательно обращался к крымскому хану, к трансильванскому князю и шведской королеве. Но по тем или иным соображениям от предполагаемого союза приходилось отказываться.

А вот турецкий султан обещал казакам золотые горы, если те примут его подданство. Его предложения были довольно конкретны: передать крепость Каменец-Подольский в прямое османское управление; выплачивать ежегодно дань в сумме 10 тыс. золотых и 10 тыс. голов скота; предоставлять воинские контингенты в войнах османской империи. За это турецкий султан брал «страну казаков» под свою охрану, а для войны с поляками немедленно высылал 10 тысяч воинов силистрийского паши. Б. Хмельницкий был совсем не прочь заиметь такого могущественного сюзерена, даже подписал предварительный договор с султанским правительством. Но пускать османов в один из ключевых городов не хотелось, а в казне от постоянных войн с поляками, что называется, «гулял Мамай». Потому, когда в мае 1653 г. в Чигирин от османов прибыло «великое посольство» во главе с Мехмед-агой, которое привезло гетману «корону (очевидно, драгоценную шапку), саблю, булаву, бунчук и кафтан», гетман (после долгих споров на созванной раде) отписал султану, что «…города не могу дать, ни другой никакой дани, я не имею государства богатого… только есть люди военные, если понадобятся султану, быть мне готовым на его службу». Таким образом, Б. Хмельницкий отклонил предложение султана, но дал понять, что это не окончательный ответ.

В то же время дипломатическая стезя привела посланцев гетмана в стольный град Москву.

Но Москва отнюдь не спешила оказать помощь «братскому народу». И было отчего. Со времен царя Ивана Грозного Московское государство трижды вступало в войну с Польшей, и трижды терпело поражение. Это привело к определенному комплексу неполноценности московитов, суть которого ярче всего высказал боярский сын Василий Измайлов, сын воеводы Артемия Измайлова: «Как противу такого великого государя монарха нашему московскому плюгавству биться?"

И лишь когда Б. Хмельницкий прозрачно намекнул, что Украина, в случае отказа, пойдет под руку турецкого султана Мехмеда IV, царь Алексей Михайлович изменил мнение, ибо турецкое подданство Украины не обещало Московскому царству ничего хорошего.
Созваный Земский собор 1(11) октября 1653 г. принял решение «Гетьмана Богдана Хмельницького и все Войсько Запорожское з городами и землями принять», а уже 23 октября (2 ноября) 1653 г. в Успенском соборе Кремля царь объявил о войне с Речью Посполитой.

К Богдану Хмельницкому от царя 9 (19) октября 1653 г. было послано великое посольство во главе с ближним боярином и наместником тверским В. В. Бутурлиным.

Посольство добралось до древнего русского города Переяслава (ныне Переяслав-Хмельницкий) лишь 31 декабря 1653 г. (10 января 1654 г.). И не только из-за бездорожья. В Путивле, на тогдашней границе Московского государства оказалось, что царская хоругвь испорчена, а в посланной царем гетманской булаве, которую надо было в торжественной обстановке вручить Б. Хмельницкому… пропало несколько драгоценных камней! Пришлось срочно заказывать еще одну хоругвь и вставить новые камни в булаву, что изрядно задержало посольскую миссию.

На Переяславской раде, которая состоялась 8 (18) января 1654 г. также случился дипломатический конфуз. После того, как собравшаяся старшина и переяславские мещане после пламенных призывов гетмана заявили: «Хотим под царя московского православного», а гетман и В. Бутурлин обменялись речами, настало время присяги. Гетман потребовал, чтобы В. Бутурлин дал присягу от имени царя не выдавать их польскому королю, сохранить права и вольности казацкие, а также грамотами подтвердить маетности старшины. Но В. Бутурлин присягу за московского царя давать отказался, говоря, что московский царь — самодержец, никому слова не дает, а только оказывает милости.
Для Хмельницкого это было неожиданностью. Он попал в очевидно глупое положение. Бутурлин же стоял на своем, утверждая, что «короли польские не самодержавцы, не хранят присяги своей, а государское слово переменно не бывает».

Все-таки Б. Хмельницкий выдавил у Бутурлина какое-то устное заверение, что Переяславские договоренности царь утвердит. Факт клятвы был зафиксирован многими очевидцами, что позже не раз давало казакам повод обвинять московских послов в нарушении договора.

Здесь же, в Успенской соборной церкви, после некоторых колебаний, гетман, казацкая старшина и некоторые казаки принесли на Евангелии одностороннюю присягу на верность царю — всего 284 человека. И тогда, и ныне эту присягу некоторые считают нелегитимной — на раде не было представителей всех казацких полков и Запорожской Сечи, а также не участвовало духовенство во главе с киевским митрополитом Косивым.

По горячим следам гетман и казаки составили петицию к своему новому сюзерену, состоящую из 23 статей, которая начиналась словами:
«…Бьютъ челомъ великому государю царю и великому князю Алексѣю Михайловичу, всеа Великія и Малыя Росіи самодержцу, и многихъ государствъ государю и обладателю, его царскаго величества подданные Богданъ Хмельницкой, гетманъ войска Запорожского …»

В марте того же года Алексей Михайлович эти статьи все-таки утвердит — но в переработанном виде (т. н. «Мартовские статьи»).

Этот договор определял права и обязанности новых царских подданных, обуславливал военный союз казаков и московитов против ляхов и совместные действия против Крымского ханства (если хан вздумает напасть). В свою очередь, царь обещал, что «…Царского величества ратные люди всегда на рубежѣ для Украйны обереганья есть и впередъ стоять учнутъ».

Подводя итоги вышесказанному, можно смело сказать, что Переяславская рада стала победой царской дипломатии, которая сумела навязать Б. Хмельницкому свои правила игры, а властный гетман был вынужден бить челом царю, как «всеа Великія и Малыя Росіи самодержцу». И хотя «государское слово переменно не бывает», но с каждой сменой правителя московского государства (позже — российской империи) казацкие права скукоживались и скукоживались, как шагреневая кожа (исключение — императрица Елизавета Петровна), пока, наконец, гетманство и казачество запорожское и вовсе не было упразднены.

Если же посмотреть на Переяславскую раду с высоты прошедших веков, то мы ясно можем видеть, что это был важный, может быть, даже переломный момент в жизни и украинского, и российского народов. Вспоминаются поэтические строки Т. Г. Шевченко о Б. Хмельницком: «…там, где он (гетман) молился, чтоб москаль добром и лихом с казаком делился». За прошедшие триста шестьдесят лет и добра, и лиха в жизни двух народов было предостаточно…